top of page

Глава 1. Выбор

Моя жизнь могла сложиться вообще совершенно иначе.

 

Первая производственная практика прошла так, что я думал завязать с геологией навсегда. Бросить её и заниматься фотографией. Стать дизайнером или журналистом, как все нормальные люди.

 

Но вот что-то не вышло. Получилось как с крепким спиртным в первый раз. «Чёрт возьми, зачем люди только пьют эту дрянь?!». А потом тех, кто так и не начал употреблять, как-то и не остаётся.

 

С полями, конечно, не так.  Для многих первый глоток так и остаётся последним. Это одна порода людей. Другая же год из года терпит гнус, ледяную воду в умывальнике, выглядывает неестественные движения кустов: не бросился и кто. И им отлично.

 

Почему?

 

Даже Куваев. Даже он, как по мне, так и не смог толково этого объяснить. Как начинаешь собирать слова, в них по крупицам тут же попадают и пафос, и банальности. Этого не избежать. Попробуйте о любом достойном чувстве рассказать, столкнётесь с теми же проблемами. Видимо, они на это просто обречены.

***

 

В прямоугольных коридорах Главного Здания МГУ, на родном для меня 4-м этаже, в углу которого располагалась кафедра полезных ископаемых, бродил Искандер. Нас с Искандером объединяло то, что мы учились в одной группе.

 

Я распрощался со своим научным руководителем и вышел в коридор.

 

– Ты себе поле нашёл?

– Есть один вариант. Чёрт знает, что такое.

– На Чукотку со мной не хочешь? Платят нормально, материалы дадут.

 

Я заинтересовался мгновенно.

 

Меня впечатлили слова не про деньги, хотя это тоже неплохо, материалы меня интересовали больше. О предыдущем объекте сведения пришлось собирать по каплям, геологические карты и разрезы ждать месяцами и пообещать за них первенца. 

 

Два ближайших года предстояло писать магистерскую диссертацию, поэтому к выбору места практики стоило подойти с умом.

 

– Куда подойти?

– На 7-й этаж. К Николаеву.

 

Тремя этажами выше располагалась кафедра геохимии. Я решил не тянуть и поднялся туда сразу же. Я не был уверен, что застану кого-нибудь. Было часов пять вечера. Большинство университетских профессоров в это время уже спит. Тогда я ещё не знал, что не застать Николаева на рабочем месте практически невозможно.

– Здравствуйте. В поле возьмёте?

– Ну, значит, студентам платим сорок в месяц, едем примерно на два с половиной месяца. Работаем на Чукотке: Баимка, Водоразделка, Мангазейка, Кричальская площадь.

 

Мне эти слова совершенно ни о чём не говорили.

 

– А материалы?

– Материалов хватит на несколько диссертаций, было бы желание написать.

 

Так я узнал, сколько мне заплатят (в первый и в последний раз за все свои полевые сезоны на Чукотке) и уверился, что меня не кинут с картами, разрезами и камнями. Свои ведь. Подняться на три этажа и вот оно всё. Ну и Чукотка. Ничего себе. Вот это география!

 

Одна была загвоздка: я вообще не представлял, чем мы там будем заниматься. Собрание должно было состояться вскоре.

 

То, что я не знал, на что подписываюсь, было совершенно нормальным. В начале 10-х годов даже среди студентов-геологов представление о геологии как о профессии в массе своей было довольно поверхностное. К окончанию бакалавриата многие так ни разу и не попадали на полноценное производство, а хорошие полноценные поля были дай бог у каждого четвёртого-пятого. Для многих крымскими учебными практиками всё и ограничивалось. Естественно, что, выбирая между офисной московской работой, пусть и связанной с геологией, и неведомыми приключениями где-нибудь в Сибири, многие выбирали первое.

 

По правде говоря, и я бы в те времена предпочёл считать запасы, сидя в Москве, чем заниматься разведкой урана где-нибудь в Забайкалье. Со временем я понял, что если бы не согласился тогда на полноценный полевой сезон на Чукотке, то скорее всего, геологом так и не стал бы.

 

На руках к тому времени у меня уже было предложение заниматься россыпями в Хабаровском Крае. Что, чего, как – я толком не знал. Мне его подсунули на кафедре и относился я к нему с недоверием. Отвращение к россыпному золоту у меня крепко обосновалось в подкорке после читинской практики. Это не геология.

 

Я от него без проблем отказался.

***

Новичков в тот год набралось много. Было решено провести собрание, чтобы избежать сюрпризов на месте. Юрий Николаевич, он же Николаев, он же Начальник, заговорил, добавляя слово "значит" в каждое предложение. Иногда по два раза.

 

– В этом году у нас, значит, пять участков. Баимка, Мангазейка, Водораздельная площадь, Телевеем и Кричальская.

 

В аудитории было человек 10-15 студентов, которые эти слова слышали в первый раз. Я уже во второй, но это мало что изменило.

Николаев представил глав каждого из отрядов.

 

– На Баимку поеду я. Начальников мангазейского и кричальского отрядов тут нет. Кататься по всей Западной Чукотке отправится Дарик, у него это уже 10-й сезон. А на Водораздельную площадь поедет Андрей Владимирович Аплеталин.

 

Затем он в двух словах описал каждый участок.

 

Водораздельная площадь оказалась самой рельефной. На Баимке находилось крупнейшее медно-порфировое месторождение России, телевеемскому отряду предстояло вести кочевой образ жизни, про Кричальскую и Мангазейскую ничего интересного не сказали, кроме того, что там масса медведей. Хотя в какой-то мере это, наверное, и было самое интересное.

 

– Трусы берите не плавки, а семейники. Плавки натрут. Работаем по лагерю все вместе, никаких дежурных. Пришли, значит, с маршрута – готовим. Алкоголь… По приказу начальства. Условия, значит, тяжёлые... Выходной, когда погоды нет.

 

Я спросил, есть ли там связь. Все усмехнулись. Ну, в читинской области связь была. В некоторых кустах.

Дата отлёта нашего отряда была назначена на 23 июня. Мне выпала Баимка.

***

Я из той породы людей, что наименее приспособлены к полям. Иначе говоря, москвич. С читинской практики сбежать хотелось ежедневно. Но там была возможность отвлечься на интернет, и вообще своя университская группа, представленная почти в полном составе. А тут два с половиной месяца у чёрта на куличиках.

Нет, длительное время в палатке мне доводилось жить и до того. С лицеем в старших классах мы ездили в Краснодарский край, где вырубали деревья во имя экологии. Там был горельник, и чтобы на его месте выросло что-то помимо берёз, мы их планомерно уничтожали. Можжевельники не трогали.

 

Ездил я туда трижды. Первый был в 2004-м. Тогда у «Ленинграда» вышел их замечательный «Геленджик». Ближайший населенный пункт к нам был именно он. Мы её часто пели.

Ещё были две крымских практики, жалкая имитация походных условий. Полевой гигант на тот момент из меня был так себе.

 

По забавному стечению обстоятельств летом 2011-го из каждого утюга доносился уже другой топографический хит: «Еду в Магадан».

Мы и поехали. Так для меня всё и началось.

P.S. До Магадана нельзя доехать. Нет туда железной дороги.

bottom of page