Глава 6. Август
Предыдущие эпизоды:
***
В августе было ещё веселее, хотя, казалось бы.
К экватору сезона мы перелопатили четыре участка из пяти, вытащили с них в сумме 4 тысячи проб и чувствовали себя уверенно. Оставался последний участок. Звался участок Лучиком.
На Лучик поехали не все. Один парень уехал на базу готовиться к зиме. У него было много ярких примет, но самая яркая – он носил прокладки. Женские, гигиенические – но не так, как вы подумали, а в сапогах. Решение на грани гениальности. Сухие ноги оправдывали любое неловкое молчание, которое возникало у всех, кто про них узнавал.
Лучик как участок – прекрасен. Сказочный отбор. Песок сам запрыгивал в мешок. Склоны пологие, лес редкий, болота только на краях участка. Настал бархатный сезон – комаров поубивалось, про оводов давно все позабыли. Подвох был в том, что мы поехали без печек.
– Печки? А зачем нам печки, вездеход только перегружать, – сказал наш субначальник, а начальник его послушался.
В итоге печки остались на Весеннем, а мы согревались мыслями о них в 40 километрах севернее. В одну прекрасную ночь палатки пустились в пляс от порывов ветра. Они хлопали нижними стенками, как собаки хлопают щеками, когда выпрыгивают из ванной. Чтобы палатки не унесло в лес, все побежали ночью в трусах за камнями.
В маршрут на следующий день никому не хотелось. Все укутались как могли и слушали Радио России в вездеходе.
Радовало одно – случись этот шторм днём ранее, одним только клацаньем зубов мы бы не отделались.
***
Я заканчивал маршрут. Мне вызвался помочь парень, который свой профиль уже добил и хотел скорее свалить на вездеходе в лагерь. Когда до вездехода оставалось 3-4 пробы, мы услышали ор.
– БРОСАЙТЕ ЛОПАТЫ! БАЗА ГОРИТ!
Да и чёрт бы с ней, бежать никуда не хотелось.
– БРОСАЙТЕ, БЛ!
Ладно.
Мы залезли на вездеход. Оравший с него геолог махнул в сторону лагеря. Действительно, фигачил дым будь здоров. Но горели не мы – едем и видим, как палатки уводит влево, а пожар – вправо. Мы добрались до лагеря. Остальные тоже прибежали. Вездеходчик предложил быстренько собрать манатки и валить. Он понимал в этом намного больше остальных, и мы уже было согласились. Но хоть посмотреть-то надо, что там полыхнуло?
Лагерь находился на водоразделе, а дым шёл откуда-то из долины. К тому моменту, как мы доползли до неё на вездеходе, самое весёлое там уже закончилось. Огромный АТС вспахивал гусеницами тундру и воротил оставшиеся островки дымящегося торфа. Неподалёку стоял мужик и курил.
– Что случилось-то?
– Ну мы ехали, решили кофе попить. Развели костерок – и вот.
– Костерок?
– Ну ещё выпили мы немного. Проснулись – горим.
– Вы чё, двинутые?
– Э, ругаться-то не надо! Вы лучше скажите, чего вы так долго ехали?
Продолжать диалог не имело смысла. Когда они уехали, мы ещё три миллиона раз проверили, не дымиться ли чего, и уехали в лагерь, чтобы в следующую ночь бегать по водоразделу за камнями. Совпал бы их пикник с ураганом, развлечений бы у нас поприбавилось.
***
Закончили с отбором проб мы в начале августа, чем будем заниматься дальше, я не знал. А дальше мы занимались просевкой.
В чём суть: надеваешь фрак, перчатки и идёшь трясти песок в сите. Элита в это время ходит в поисковые маршруты по горам – я до них дослужился только в 2014-м.
За день получается просеять не больше сотни проб. Попутно вскрываются все помутнения, которые случались в маршрутах. Пробы без этикеток, торф вместо глины, слёзы в песке. Лучшее развитие событий – просеивать свои пробы, тогда хоть и стыдно, но позор не публичный. Пробы не всегда сухие, иногда песочек слипается в кирпичи, и его нужно разламывать палкой. Пыль стоит такая, что голос через неделю эротично поскрипывает, а кожа покрывается патиной.
***
К середине августа комаров выключили окончательно, полярный день тоже. Вечерами было прохладно, но днями прекрасно, когда не снег. Я вышел из просевочной размять кости и подумать об этом. Примерно через полторы минуты в меня чуть было не влетел лось. Сначала я прифигел, конечно, затем вернулся и рассказал пацанам в просевочной, чего со мной только что приключилось. Один из них подорвался и побежал за животным. Я позавидовал его реакции и оптимизму. Когда он вернулся, мы отправились есть. Двое ушли в столовую, а я и преследователь лося пошли в домик.
Отобедав дошираком, Дима (так его зовут) лёг с книгой, а я сел за фоточки. Через полторы минуты… Нет, пришёл не лось, но Александра. Александра – чукча, и в быту прекрасная женщина, когда трезвая. А трезвая она не всегда. В тот день было как раз «не всегда».
– Как вам у нас на Чукотке?
– Славно.
– Где ваши женщины?
– Кто ты вообще есть?
– Грабите нашу Чукотку. С Москвы-то небось? Как тебя зовут?
– Евгений.
– А тебя?
– Меня тоже, – и, к слову, мне никогда не нравились сокращённые варианты моего имени.
Алекандра вытащила грудь из-под футболки и начала ей трясти. Я уставился в карту, которая была у нас вместо шторы. Эльгыгытгын. Вернитакайвеем. Егдыкыч. Ох уж эти чудные чукотские топонимы... Другой Евгений в этот момент зачитывался одним и тем же словом в книге, не вникая в его смысл. «Господи, когда это кончится всё». Видимо, ей с нами очень нравилось.
– Пойдём в вездеход?
– Не пойду.
Она прикрылась. В этот момент в комнату вошёл субначальник. Александра ретировалась.
***
Когда просевка закончилась, нас отвезли на месторождение по делам. Начальник объяснял, что делать.
– Значит, отбираете пробы рядом с канавой. Потом сравним содержаниями в них с содержаниями непосредственно в полотне и получим коэффициент соответствия содержаний металла во вторичном ореоле и в первичке.
– О, глядите, куропатка!
Прямо в канаве копошилась пёстрая птица. Никакой жалости, надо её захерачить. Я подкрался к ней сзади и спокойно взял в руки. Думал, поймать куропатку голыми руками сложнее, но никаких резких движений понадобилось.
Пока я возился с первой птицей, ко мне подбежала вторая. Её я вырубил пробами. В итоге, в руках у меня было две птицы.
Я уже писал, что с нами в отряде были девушки. Одна из них ходила вместе со мной по канаве и зарисовывала борт. Внезапно ей понадобилось убить двух животных.
Смерть первой птицы вышла чудовищной. Сначала девушка попыталась вырубить её камнем. Камень оказался острым, и вместо быстрого избавления, с птицы был снят скальп. Геология попыталась свернуть ей шею, но вышло не очень. Птица продолжала щёлкать окровавленным клювом. Спустя минуту, она всё-таки отдала концы. Вторая умерла от ужаса.
Мяса в куропатках, как оказалось, почти нет, только на суп.
От супа я отказался, но спал всё равно плохо. Ещё пять лет.
